Буквально через несколько дней исполняется пять лет со старта самых массовых протестов в истории независимой Беларуси. Возвращаясь к тем событиям, многие рассуждают, могли ли они закончиться как-то иначе? О возможных развилках в колонке для «Зеркала» рассуждает Юрий Дракохруст.
Юрий Дракохруст
Обозреватель «Радио Свобода»
Кандидат физико-математических наук. Лауреат премии Беларусской ассоциации журналистов за 1996 год. Журналистское кредо: не плакать, не смеяться, а понимать.
Могли ли протесты 2020 года закончится иначе — падением режима или его существенной трансформацией? Этот вопрос задавали и задают себе многие — и в 2021 году, и сейчас. Особенность человеческого восприятия — чем дальше в прошлое уходит то или иное событие, тем более предопределенным оно кажется в ретроспективе: было так и иначе и быть не могло.
На самом деле могло. В поворотных точках истории будущее не предопределено. И оно определяется не только долговременными факторами, точно оценить которые сложно, но и случайностями в самих этих точках.
Нет недостатка в предложении задним числом чудодейственных рецептов, которые могли бы изменить ход событий в Беларуси в 2020 году. Однако по поводу этих рецептов есть сомнения двух типов: привела бы их реализация к иному результату и были ли они реализуемы в ситуации пятилетней давности.
Сергей Тихановский после освобождения высказал предположение, что если бы в августе 2020 года протесты были непрерывными, круглосуточными, то они привели бы к успеху. Может быть, и привели. Но в 2006 году, после тогдашних выборов, протесты были именно такими, на Октябрьской площади в Минске палаточный городок стоял несколько дней.
Режим они не свергли, после нескольких дней стояния палаточный городок разогнали. Разумеется, можно сказать, что в 2006 году протестующих было в разы меньше, чем в 2020 году, и то, что не принесло успеха 19 лет назад, принесло бы его пять лет назад. Но все же беларусский опыт 2006 года показывает, что многодневный круглосуточный протест — не волшебный ключик, открывающий дверь к успеху.
То же относится и к сетованиям насчет того, что беларусы в 2020 году были слишком миролюбивы, обувь снимали, становясь на лавочки, а действовать следовало силой, как украинцы в 2013—2014 годах на Майдане.
Однако и украинский опыт — разный. Украинский Майдан 2004 года был мирным, он привел к успеху, к тому же после него Украина не потеряла свои территории. С другой стороны, некоторые лидеры Майдана 2013−2014 годов называли протестующих, которые использовали силовые методы, провокаторами. То есть там и тогда силовой сценарий не был общей согласованной стратегией. Так не было задумано изначально, так получилось в результате взаимодействия разнонаправленных воль и намерений.
Ну и стоит напомнить, что вскоре после беларусских протестов 2020 года произошел военный переворот в Мьянме, народ в ответ вышел на протесты, которые не были мирными. В результате — около трех тысяч погибших и подавление протестов.
Это ведь тоже альтернативный сценарий беларусских протестов 2020 года, будь они более решительными.
В беларусском случае не следует забывать, что Кремль после недолгих раздумий решил поддержать Лукашенко, был сформирован резерв Нацгвардии России, готовый вмешаться в события в Беларуси, если бы они пошли по силовому сценарию. Не вызывает сомнений, что в Кремле не колебались бы использовать этот резерв. Как не колебались через два года, когда волнения в Казахстане приобрели неконтролируемый характер.
Так что пойди события 2020 года иначе, результат мог бы быть таким же, каким оказался в реальности, или даже еще худшим.
Но остается еще вопрос, готово ли было общество слушать призывы к иным действиям и действовать в соответствии с этими призывами. Согласно опросу Chatham House, проведенному в разгар протестов, в сентябре 2020 года, 75% респондентов разделяли мнение, что протесты должны быть мирными, и только 4,5% считали, что протесты должны сопровождаться применением силы.
Согласно английской пословице, можно подвести коня к воде, но нельзя заставить его пить. Протестующие массы — не армия, которая выполняет приказы. Представляется, что беларусского «коня» нельзя было заставить «пить воду» насильственного сценария.
Об этом, кстати, свидетельствует интервью руководителя телеграм-канал NEXTA Степана Путило. Этот канал был едва ли не самым популярным среди участников протестов, по мнению некоторых он играл роль координатора и даже организатора протестов. Путило рассказал, что в разгар протестов канал тестировал разные призывы — прямые и косвенные, в том числе и достаточно радикальные. И, по словам главы NEXTA, он и его коллеги видели и чувствовали, что радикальные призывы не вызывают серьезного отклика.
Еще один предмет споров о событиях 2020 года — ошибки власти или то, что воспринималось или воспринимается как таковые. Что могло пойти иначе, действуй власть по-другому?
По мнению многих, размаху протестов способствовала демонстративная зверская жестокость в отношении задержанных протестующих. Веди власть себя иначе, возможно, 2020 год и не вошел бы в беларусскую историю как год беспрецедентно масштабных протестов.
Но и тут опять же дилемма. Веди себя власть менее брутально, протесты могли бы расширяться из-за ощущения, что риск участия в них не очень велик. Власть сделала свои выводы и из украинского Майдана 2013−2014 годов, и из динамики развития беларусского общества в период относительной либерализации 2016−2019 годов: если демонстрировать мягкотелость — жди беды.
Некогда Александр Федута рассказывал, что на депутата Лукашенко произвел колоссальное впечатление «Государь» [флорентийского государственного деятеля Никола] Макиавелли, когда его дали ему почитать. Согласно Федуте, Лукашенко расчеркал свой экземпляр книги замечаниями и отметками. А там сказано: «Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствует беспорядку».
Ну вот и сценарий действий власти в 2020 году. Да, не лишенный риска, чреватый возмущением расправами. Но соответствующий завету классика.
Так что же в 2020 году могло пойти иначе, точнее, каков мог быть общественно-политический механизм иного развития процессов пять лет назад?
Американский политолог Самуэл Хантингтон в книге «Третья волна: Демократизация в конце двадцатого века» описывал три сценария демократического транзита: трансформация, замена и замещение. Трансформация — когда сам правящий режим инициирует кардинальные перемены. Замена — свержение его внешними по отношению к нему общественными силами. Замещение — гибрид, смена власти альянсом сил как внутри режима, так и вне его.
2020 год был попыткой замены. Представляется, что шансы на успех он имел бы, если бы был или стал попыткой замещения, если бы сопровождался расколом властвующей элиты. Были бы протесты круглосуточными, стреляли бы беларусы друг в друга — это могло привести к иному результату, только если бы вследствие такого развития событий значительная часть властвующей элиты перешла на сторону протестов. Совершенно не факт, что следствие было бы именно таким. Да и это не было бы достаточным условием успеха. Но необходимым — пожалуй, что да.
Ну, а в реальности перешел только бывший министр культуры Павел Латушко. Кстати, косвенно о важности этого механизма свидетельствует и высокое место (второе), которое занял в демсилах Латушко во время и после протестов и которое занимает до сих пор. Не умаляя его личных политических достоинств, представляется, что его нынешнее место в рядах борцов с системой не в последнюю очередь объясняется высоким прежним местом в системе.
Французская и русская революции были примерами победивших замен. Ну так во время них и после них принц крови не мог стать членом Комитета общественного спасения, а бывший царский министр — войти в ЦК партии большевиков.
Один из лидеров беларусской демократии — бывший министр диктатора, это косвенный показатель того, что в 2020 году беларусское общество было готово к замещению. А к замене — нет. Уйди в 2020 году в оппозицию Лукашенко хотя бы несколько министров, глав регионов, генералов, вероятность иного исхода была бы существенно выше.
Кстати, Россия была одной из причин, по которым это не произошло. Она свою сторону в беларусском противостоянии выбрала довольно быстро. Беларусские чиновники и военные и тогда были связаны плотной сетью разнообразных отношений с российскими коллегами. А периоды нормализации отношений с Западом были слишком короткими, чтобы сформировать альтернативные сети. Так что влияние России на политический процесс в Беларуси было двояким — она угрожала вооруженным вмешательством, но кроме того и своей позицией препятствовала переходу протестов из замены в замещение.
Из событий масштаба тех, что произошли в Беларуси в 2020 году, невозможно извлечь однозначных уроков на будущее. В будущем наша страна станет совсем другой и, возможно, даже правильные уроки из 2020 года будут к ней неприменимы.
Правильна присказка, что генералы всегда готовятся к прошлой войне. В оправдание можно сказать, что про прошлую-то многое известно. А будущее — неизвестность. Правда, после того, как оно придет, слишком многие будут говорить, что иным оно и быть не могло. Но это потом.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
