Бывший адвокат политзаключенных Виктор Мацкевич рассказал DW, что помогло не сломаться Тихановскому, как Бабарико узнал, что стал дедом, а Беляцкий — Нобелевским лауреатом.
Виктор Мацкевич был адвокатом многих известных политзаключенных. Иногда он был единственным человеком на свободе, с кем могли поговорить его подзащитные, которых держали в невыносимых условиях и полной информационной блокаде.
В 2022 году его лишили права на профессию. Вскоре он был вынужден покинуть Беларусь.
В интервью DW бывший адвокат рассказал о своих подзащитных, давлении и вере в демократическую Беларусь.
Бабарико никогда не жаловался и был на позитиве
DW: Виктор, расскажите о вашей работе с Виктором Бабарико. Высказывал ли он сожаление, что «влез» в политику? И что помогало ему держаться в заключении?
Виктор Мацкевич: С Бабарико я начал работать, когда он уже находился в колонии в Новополоцке. Ему было очень приятно, когда его посещали, потому что мы привозили новости от детей. В конце 2022 года его дочь родила в Австралии. Я приносил ему фотографии, показывал внучку. Он был безумно счастлив — это его очень поддерживало, он был на позитиве. Я также сообщал ему новости от сына, который тогда находился в СИЗО. Сила и стойкость Эдуарда тоже его вдохновляли.
Он рассказывал, что в заключении занимается йогой, много читает, учит английский и помогает учить других. Для Виктора Дмитриевича это было важно. Он никогда не жаловался и не говорил: «Зачем я пошел на выборы». Думаю, он и сейчас на позитиве, верит, что все скоро закончится. Тем более, есть некоторые подвижки с освобождением политзаключенных. Поэтому исключать ничего нельзя — нужно верить, и он верит.
Тихановский писал стихи и учил английский
— Сергей Тихановский содержался в максимально закрытых условиях. Вы были, по сути, единственным человеком, с кем он мог время от времени говорить. Что давало силы ему не сломаться?
— С Сергеем я начал работать почти сразу после его задержания. Его интересовали не только юридические вопросы, но и то, что происходило в стране, что делала его супруга. Он был очень вдохновлен поступком Светланы, когда она включилась в выборы. На каждую встречу мы приносили ему распечатки новостей. О войне в Украине он узнавал только от адвокатов. Со временем ему перестали передавать письма от родных, а с 2023 года не пускали и адвоката.
Он все время был один в камере, потому что еще на Володарке сотрудники СИЗО запустили слух, что у него якобы «низкий статус», и другие заключенные не хотели с ним сидеть. А за это его еще и наказывали — отправляли в штрафной изолятор. Представляете, как над ним издевались? Но он не сдавался. Много читал, в интервью цитирует разных авторов. Писал стихи, учил английский. Мы уже успели встретиться, и я думаю, он вообще не сломался. Мне кажется, у него сейчас еще больше энергии накопилось, и он хочет всем рассказать, как с ним жестоко обошлось государство.
— По вашему опыту, были ли другие заключенные, которым создавались такие же невыносимые условия, как Тихановскому?
— Мне о таких случаях неизвестно. Во всяком случае, адвокатов обычно пускали. Инкоммуникадо — это преступление против человечности. Когда дети пишут, а письма выбрасывают — это кошмар. А Сергей очень любит своих детей. Он сентиментальный человек. Когда я приносил ему их рисунки, у него были слезы на глазах.
Беляцкий был в шоке от Нобелевской премии
— Как свое уже второе заключение воспринимал Алесь Беляцкий? Встречал ли он людей, в том числе среди сотрудников, которые его поддерживали?
— Беляцкий — это кремень, я вам скажу. Для него чувство справедливости — главное в жизни. «Вясна» помогала всем — и административно, и уголовно задержанным, и осужденным. За всем этим стоял Алесь. Он прекрасно понимал, что за ним придут, но считал, что не может бросить людей. Говорил: «Если кому-то плохо, почему мне должно быть хорошо?»
Следователи относились к нему с уважением. Не так просто найти специалистов, которые могут вести следствие на беларусском языке — а это была его принципиальная позиция. Для него таких нашли. И сокамерники в СИЗО относились к нему хорошо.
— Как Алесь узнал, что стал лауреатом Нобелевской премии?
— От адвоката. Конечно, он был в шоке, не мог поверить. Я был безумно счастлив за него. Прихожу в СИЗО, жду его на встречу, говорю сотруднице: «Осторожнее с Беляцким, он же Нобелевский лауреат». Захожу в кабинет, слышу, как она кричит конвоиру: «Осторожнее! Ты ведешь Нобелевского лауреата!» Тот переспросил: «Какого лауреата?» Скорее всего, он даже не знал, что это за премия. Алесь всегда был спокойным, с улыбкой, и никогда не говорил, что ему тяжело.
«Я просто бешено влюблен в беларусов»
— Если вернуться на пять лет назад — насколько неожиданным для вас стало ужесточение в системе правосудия? Вы ожидали, что ни одно избиение не будет расследовано?
— У нас и до 2020 года был беспредел — незаконные задержания, приговоры. Я помню дело «Белого легиона» — его чудом закрыли, хотя людей взяли просто так. Когда начались протесты, я предвидел, что власти будут закручивать гайки — режим мстительный. Но не ожидал, что это будет настолько массово. Очень много людей пострадало. Но даже в кошмарном сне я не мог представить, что не будет возбуждено ни одного дела по фактам пыток и избиений.
Все объединили в один материал и вынесли одно решение. Это незаконно. Потерпевшие разные, силовики разные, обстоятельства — тоже. Это сделали, чтобы разом всем заткнуть рот. Этим решением они показали свое лицо: им плевать на граждан и права человека, главное — удержать власть.
— В адвокатуре многие пострадали за попытку отстаивать закон — это и лишение права на профессию, и уголовные сроки. Почему, на ваш взгляд, в судах и правоохранительных органах почти не было подобных случаев?
— Потому что мы были по разные стороны баррикад. Одни защищали права, другие их попирали. Хотя были случаи, когда оперативники и следователи уходили с должностей, но это единичные случаи. Просто они защищали власть, а мы — людей. Поэтому с нами так обошлись, а с ними — нет.
— Верите ли вы, что в Беларуси возможно восстановление законности? Что можно делать уже сейчас?
— Я верю. Несмотря на то, что мы уехали, нужно думать о завтрашнем дне и готовить будущее. Мы, юристы, разрабатываем концепции нового законодательства: изменения в Уголовный кодекс, законы о прокуратуре, милиции и другие. Чтобы, когда вернемся, все уже было готово.
— Прошло пять лет с начала протестов. Многие сейчас говорят: может, не стоило ввязываться. Были у вас такие мысли?
— Ни в коем случае. Те события — как глоток воздуха. Я увидел, что беларусы — неравнодушные, настоящие, они хотят перемен. Я поверил в них. У меня много друзей, которые остались в Беларуси. Мы общаемся, и они не сломались, представляете? Они по-прежнему верят, что все будет хорошо. Я надеюсь, что мы скоро вернемся домой, и ни о чем не жалею. Я просто бешено влюблен в беларусов.