После того, как Росстат закрыл данные об общей смертности (как и многие данные вообще), единственным надежным и достаточно полным источником информации о боевых потерях России в войне с Украиной стал Реестр наследственных дел (РНД). «Медуза» и «Медиазона» совместно анализируют его с 2023 года. За шесть месяцев с момента предыдущего исследования в РНД накопились новые данные. Они говорят о том, что потери России в последний год вышли на совершенно новый уровень. Несколько раз число убитых военных превышало две тысячи человек в неделю, а в последние месяцы 2024-го, возможно, доходило даже до трех тысяч. Однако с тех пор (и особенно в последние месяцы) в методику расчета начал вмешиваться новый фактор, который мы в этой серии исследований еще не встречали — признание пропавших без вести погибшими по решению суда. Как это повлияло на общую оценку смертности ВС РФ? И сколько всего российских солдат могли погибнуть на войне к концу лета 2025 года?
Для начала напомним, как мы оцениваем количество погибших военных. И почему РНД — единственный надежный источник данных
С 2023 года «Медуза» совместно с коллегами из «Медиазоны» анализирует Реестр наследственных дел (РНД), чтобы оценить общее число погибших российских солдат на войне в Украине и проследить динамику потерь.
Почему фокус на России?
У нас нет таких же качественных данных из Украины. Поименные реестры погибших, аналогичные спискам «Медиазоны» и «Русской службы Би-би-си», при этом ведутся и в отношении солдат ВСУ — прежде всего, волонтерами сайта UALosses. Однако второго независимого источника, аналогичного РНД, с украинской стороны не существует, поэтому провести такой же анализ, как для ВС РФ, невозможно.
Самый достоверный источник данных об этих потерях — поименные списки. Их «Медиазона» составляет с Русской службой Би-би-си и командой волонтеров. В списках содержится подробная информация из открытых источников, которую можно проверить. Но они всегда неполны. И их главный недостаток — невозможность оценить, сколько именно погибших военных пока не попали в поле зрения составителей списков. Зато этот недостаток устраняет РНД. Реестр в рамках исследования становится вторым независимым источником данных, благодаря которому мы можем оценить и полноту поименных списков, и общее число потерь. Полнота эта постоянно меняется: она разная для разных лет и возрастных когорт погибших. И никакого универсального коэффициента, позволяющего вывести оценку общих потерь из поименных списков, не существует.
О том, как именно мы решаем эту проблему через анализ данных РНД, можно подробно прочитать в первом из серии текстов о потерях (обратите внимание на приложение к нему). Поэтому на этот раз не будем вдаваться в подробности о методе. Анализ и особенно сбор сырых данных РНД (а это десятки миллионов наследственных дел) занимает длительное время, но по сути довольно прост.
- Во-первых, в реестре содержатся имена наследодателей, их даты смерти и рождения и даты открытия дел — это позволяет составить временные ряды числа умерших для разных полов и возрастов среди тех, на кого открывалось наследственное дело. Это не все умершие россияне, но все же значительная их часть (в старших возрастах РНД «покрывает» до 70% общего числа умерших). И даже если не привлекать никаких других независимых источников, реестр позволяет понять отношение числа погибших мужчин к числу погибших женщин. Пропорции тех, на кого открывают наследство, могут быть разными у мужчин и женщин в мирное время, но с началом войны в 2022 году число дел на мужчин резко — в разы — выросло, что нельзя объяснить ничем, кроме повышения смертности.
- Во-вторых, помимо даты смерти, в реестре указывается дата акта о смерти, который выдает ЗАГС. В подавляющем большинстве случаев эти даты различаются не более чем на один-два дня, однако даже до войны существовало небольшое число случаев, когда между смертью и ее регистрацией проходит значительный промежуток времени. Если посмотреть на временные ряды числа таких «поздних» смертей в РНД в довоенный период, в них можно видеть четкую сезонность: смерти с поздней регистрацией образуют пики на длинных выходных, когда люди умирают, а загсы не работают. Более плавный рост совпадает с волнами ковида — когда загсы попросту не всегда справлялись с регистрацией смертей. Для женщин та же картина единичных смертей с небольшими пиками в нерабочие дни наблюдается и после начала войны — но для мужчин она принципиально изменилась. Для молодых возрастных когорт, 20−30 лет, число «поздних» смертей резко подскакивает с околонулевого фона ровно в момент полномасштабного вторжения в феврале 2022 года, а затем, после некоторого спада, снова начинает расти. Сильно увеличивается и количество таких случаев среди тех, кому 50−55 лет — но не с начала войны, а с момента, когда на фронт стали вербовать заключенных и «добровольцев» и отправлять насильственно мобилизованных. Если использовать исторические данные о соотношении понедельного числа погибших женщин и мужчин, актуальные данные о женской смертности во время войны можно использовать как предсказатель ожидаемого числа смертей среди мужчин. И таким образом вывести избыточную смертность мужчин.
- Все эти «следы войны» можно легко обнаружить в РНД и без привлечения сторонних данных. Но соединение реестра с поименными списками позволяет получить полную картину о потерях. Например, зная в поименных списках долю тех, на кого было открыто наследственное дело, мы можем вычислить число погибших, которые в РНД не попали. А также узнать, как меняется доля «поздних» смертей среди общего числа погибших в поименных списках, и использовать эту информацию, чтобы «реконструировать» общее число погибших в РНД. Это позволяет и не потерять погибших, смерть которых зарегистрировали оперативно (из списков мы знаем: половину регистрируют в течение примерно двух недель, остальных — позже), и не утонуть в шуме, вызванном высокой фоновой смертностью в старших возрастных группах (45−55 лет; для них военные смерти составляют лишь небольшую часть общей смертности, а ковид и сезонность влияют на избыточную смертность сильнее, чем война).
- Таким образом, подсчет погибших сводится к вычислению избыточного числа наследственных дел на мужчин как разницы между актуальным и ожидаемым (полученным на основе числа дел на женщин в той же группе) уровнем смертности и умножению этого числа на серию коэффициентов, дающих общее число уже не наследственных дел, а реальных смертей.
Что нового стало известно из РНД о динамике потерь российской армии по состоянию на конец лета 2025 года
Главный вывод, который можно сделать из свежего анализа данных реестра, — это сильный рост потерь, которые с каждым годом словно выходят на новый уровень интенсивности. Сейчас, когда с последней нашей оценки прошло полгода, мы можем утверждать, что в 2024-м потери достигли рекордных значений. В отдельные отрезки ВС РФ теряли более двух тысяч человек в неделю, а всего, по данным РНД, в прошлом году погибло около 93 тысяч российских военнослужащих — почти вдвое больше, чем в 2023-м, когда потери убитыми составили примерно 50 тысяч человек.
Главная трудность оперативного подсчета потерь (помимо самого сбора данных) — это неизбежная «близорукость» метода, то есть неспособность надежно оценить потери в последние полгода от даты начала сбора данных. Проблема связана с тем, что у родственников погибших есть не менее 180 дней после смерти на открытие наследственного дела. Это делает последние полгода в РНД значительно неполными. Неполноту можно попытаться компенсировать, если учесть исторически устоявшуюся вероятность открытия дела на каждый отдельно взятый день после смерти наследодателя. Это позволяет частично восстановить картину, но все равно вносит вероятность ошибки и дополнительные вводные в расчет (нам приходится полагаться на гипотезу о том, что поведение родственников в отношении наследственных дел в среднем не изменилось).
Для сведения неточностей к минимуму в последних исследованиях мы используем другой подход: данные РНД мы используем только тогда, когда он достаточно полный (когда прошло более полугода от начала сбора данных), а для последних месяцев применяем оперативную оценку на основе общего числа погибших в поименных списках, динамики их накопления и пропорции между этим числом и количеством людей тех же когорт в поименных списках на те же даты. То есть, проще говоря, используем предсказательную модель.
Результаты, которые дает эта модель, довольно надежны в отношении общего числа погибших, но распределение между неделями может быть сильно искажено — оно зависит от того, как быстро волонтеры разбирают списки потенциальных погибших, появляются ли новые утечки со списками погибших, и других случайных факторов. Кроме того, поименные списки тоже имеют свою задержку, и «новые» погибшие попадают в них далеко не сразу, что приводит к резкому падению на графиках в последние месяцы. Важно помнить, что это падение отражает не снижение интенсивности потерь, а неполноту списков.
К счастью, оценить относительную интенсивность потерь можно с помощью тех же данных РНД — если нет необходимости переводить ее в абсолютные числа погибших. Для этого достаточно посмотреть на то же отношение числа мужских дел к женским, из которого четко видно, что рост количества погибших в конце 2024 года вполне реален. Мы не можем уверенно сказать, действительно ли уровень потерь в тот период пробил отметку в три тысячи человек в неделю или все-таки был немного ниже (точность расчета на этом отрезке начинает резко падать), но рост показателя подтверждается простым соотношением дел на мужчин и женщин в РНД — и ему соответствует небольшой всплеск смертей в поименных списках (которые тоже к этому моменту сильно неполны).
Учитывая все неопределенности предсказательной модели, мы можем оценить общее число погибших российских военных по состоянию на конец лета 2025 года в 220 тысяч человек.
Новый фактор в подсчетах потерь — суды. В 2025 году дела о признании военных, пропавших без вести, погибшими поставили на поток
Еще один фактор, вклад которого пока сложно оценить и который лишь недавно появился в подсчете потерь — это признание погибшими пропавших без вести военных по решению суда. Анализ числа гражданских исков в районные и гарнизонные суды по категории «О признании гражданина безвестно отсутствующим или об объявлении гражданина умершим» свидетельствует о резком росте числа таких случаев именно во второй половине 2024 года.
Характерно, что к середине 2025-го число дел выросло до двух тысяч в неделю. То есть сейчас суды «добавляют» к общему числу погибших едва ли не больше, чем непосредственно боевые действия.
Конечно, не все пропавшие без вести, дела которых рассматриваются в судах, — это погибшие в Украине военные. В судебных решениях имена людей обычно вымараны. Это не позволяет (в большинстве случаев) сопоставить текст с именами пропавших без вести солдат (они появляются в публичных группах в соцсетях, где разыскивают пропавших военных). Бывает и так, что из решения суда понятно, что речь точно идет о военном — но таких случаев не большинство.
Однако рост числа пропавших без вести в конце 2024 года виден и в РНД. Достаточно посмотреть на динамику числа наследственных дел, заведенных на людей, у которых между датой смерти и датой акта о смерти прошло значительное время. Бывают случаи, когда между этими датами проходит несколько недель, месяцев или даже лет — но такие случаи существовали и до войны. Но если привести все эти группы задержек к довоенным средним значениям, можно увидеть, что именно в 2024-м (а не с началом войны) начался рост оформления наследственных дел на «потерянных» наследодателей. И этот рост согласуется с графиком роста судебных дел.
«Военную» природу большинства таких случаев выдает тот факт, что рост наблюдается исключительно для мужчин. Если взглянуть на точно такой же график для женщин, на нем не будет никаких изменений ни после начала войны, ни в последние месяцы.
Важно заметить, что на предыдущем графике дела распределены по дате открытия наследственного дела — так мы видим рост числа новых дел и то, как увеличивается в них доля пропавших без вести. Но умереть эти люди могли значительно раньше, чем было открыто дело. И тогда на графиках потерь, которые мы приводим выше и которые распределены по дате смерти, те же люди попадут в более ранний период — в тот год и неделю, когда они погибли. Точнее в тот год и неделю, когда они погибли по мнению суда.
С датами смерти суд может поступить по-разному, и пока нам известны лишь единичные случаи того, как это происходит среди пропавших без вести военных.
- Где-то суд может опираться на решение командира части, где служил пропавший, — и тогда дата смерти будет близка к дате потери связи с военным.
- Где-то датой смерти признается дата вступления решения суда в законную силу.
- Иногда, если решение в силу еще не вступило, дата смерти даже может быть фактически отнесена в будущее.
И все же значительная (вероятно, основная) часть таких случаев распределяется на предыдущие годы. То есть на период, скорее всего, близкий к истинной дате смерти пропавшего. Это видно на графике ниже, где представлены те же самые наследственные дела, что и на предыдущем графике, но распределенные по дате смерти.
Видно, что суды распределяют таких погибших (напомним, с большой задержкой между смертью и актом о смерти) преимущественно «в прошлое». С точки зрения исследования динамики потерь это хорошо, так как вносит меньшее искажение, чем если бы датой смерти признавалась дата судебного решения. В таком случае мы видели бы рост смертности только сейчас, когда начался поток судебных решений. Возможно, фактор судов частично вносит свой вклад в число погибших в последние полгода, но все-таки незначительный — иначе его было бы хорошо видно в данных РНД. Пока же мы не можем сказать, каково общее количество пропавших без вести военных в реестре, можно ли выделить эту группу отдельно и как именно поток судебных дел может в будущем исказить общую картину динамики потерь. Все это требует новых данных, которые захватят последние полгода, и нового специального анализа.